Галина Сафонова-Пирус - В перестройке. 1987—2000
Теперь разговоров в городе!.. А в четверг, на очередном собрании СОИ, все сбрасывались на билеты для тех, кто поедет в Москву на экологический съезд.
Всего несколько раз была я на собраниях СОИ, поэтому знала о первых «сопротивленцах-демократах» больше по рассказам мужа.
Самым ярким, задиристым был Саша Белашов. Этот симпатичный блондин в своих выпадах против коммунистов нисколько не напрягал своего мягкого голос, и поэтому то, что говорил, звучало как-то особенно весомо.
Были еще Мудроский и Шилкин. Сдержанные, какие-то уж очень осторожные и «правильные», – похожие на секретарей комсомольских организаций, – они председательствовали на собраниях, митингах СОИвцев и доверия, симпатиии во мне не вызывали.
А спонсировал СОИвцев Петр Леонтьевич Кузнецовский, директор мясокомбината, – давал деньги на издание листовок, плакатов, на проведение собраний и митингов, на поездки в Москву и соседние города. Когда нагрянуло время акционирования, Петр Леоньтьевич взял себе лишь один процент акций своего предприятия, раздав все остальные коллективу… Что б отдать этому коллективу только одну треть, как сделали дальновидные хапуги? Ан, нет, он понадеялся на «родной коллектив», а тот, разогретый вскоре молодыми и наглыми акулами, и «свалил» его на общем собрании.
Сочувствовали мы тогда Петру Леоньтьевичу и еще не предполагали, что набирающий силу «ветер перемен» уже начинал выдувать, выдавливать и бескорыстных демократов, вместо которых (как и всегда после переворотов) врывались «практичные и пронырливые проходимцы» (определение мужа-журналиста), которые и начинали растаскивать огромную государственную «коврижку».
Тот самый Саша…
Еще в «застойные годы» захотел он стать свободным человеком и начал выращивать скот для продажи, но против восстали местные колхозные «феодалы», и пришлось Платону защищать его в газете, но не защитил… И бросил тогда Саша все это дело, потому что не стали принимать его коров на мясокомбинате по велению тех же самых «феодалов».
Все эти годы он иногда приезжал к нам, привозя с собой или сала кусок, или цыпленка, но с некоторых пор стали замечать в нем какую-то странность, а потом Платон и поговаривать начал: не все, мол, с головой у него нормально, – кажется Саше, что следят за ним из КГБ21, по пятам ходят, – а как-то зашел к нам и тихо так сказал, что теперь не будет докучать нам целый год.
– Уезжаете куда? – спросила я.
– Да нет… – странно улыбнулся. – Но сказать не могу.
И здесь, в области, его тоже не будет.
А недавно снова объявился. Был еще более странен, замкнут и попросил Платона, чтобы тот устроил его в газету.
– Ну, как же, Саша? – удивился Платон. – Вы же не знаете этой профессии… не работали никогда.
– Да, не знаю, – пытливо посмотрел в глаза. – Но вот если вы меня порекомендуете, то и возьмут.
Приходил потом еще раз, еще… Наконец Платон сказал ему, что не может рекомендовать его и пусть ищет себе работу по специальности, слесарем, на что Саша ответил:
– Ну, значит и Вы гэбист… как и все.
И пропал недели на три. А на днях звонит: хочет попросить у меня совета.
И пришел. Сидели с ним на кухне, слушала я его, и было мне не по себе, – все говорил и говорил о том, что уже совсем отравлен его организм, потому что и жена, и мать подсыпают ему в пищу отраву; что сидит он теперь на одной картошке, которую варит сам; что гэбисты следят за ним и днем и ночью; что приходится ему даже ходить спать в стог сена, в поле.
И мне было страшно.
Страшно и сейчас. «Система, – сказал тогда Саша, – хочет убить меня». А я бы сказала так: «система» в каждом из нас убила все живое и здоровое и как теперь вернуться к истокам, как найти себя в том суррогате, который образовался вместо нас?
Сумеем ли? Может, теперь – только дети?
Из Новогоднего поздравления нашего друга-писателя Володи Володина:
«… В общем-то, хочу повторить то, что и говорил: я победил!
Коммунисты покушались на мою душу бессмертную, но, – хрен им в сумку! – ничего у них не вышло. Они могут жрать в три горла, но я, даже хлебая в лагере баланду, был бы свободнее любого из них, а, значит, счастливее!
Целые поколения кончали свою жизнь при расцвете и торжестве зла так и не узнав, что оно победимо. А зло победимо уже потому, что в созидании бездарно. Зло может только разрушать, и вот, сожрав, обокрав и высосав всё вокруг себя, оно издыхает.
Господи, какая радость, что мне пришлось дожить до агонии, во всяком случае, до ее начала! Благословенно это десятилетие – начало конца!
Но теперь – вопрос: что принесет новое?»
Ну, что ж, ободряющее Новогоднее поздравление друга!
Глава 3. Восемьдесят девятый
В магазинах подчищают последние «шмотки», – даже носки с полок исчезли, – ввели талоны на сахар и даже на стиральные порошки.
А скоро выборы народных депутатов СССР22, – может, «народные» чего-то добьются? – и появились плакаты: «Возродим полновластие советов!» А еще – что-то вроде листовок: «Велихов, Ельцин, Сахаров = Перестройка», «Нищенская зарплата у нас, все остальное – у бюрократов», «Землю тем, кто на ней живет!», «Мы – за полную гласность, за полную свободу!», «Тарасов23 – против бюрократов!»
Стою, читаю их, а чуть впереди – полный пожилой мужчина. «Этот будет против таких, как Тарасов», – подумалось, а он вдруг оборачивается и говорит:
– Вот за кого надо голосовать. Молодец!
Поддакивает ему и женщина. Но когда возвращаюсь с работы, то листовок этих уже и нет, – остался только портрет Тарасова с глазами, выжженными сигаретой.
Работает у нас в аппаратной Аркадий, еврей. С большой симпатией относится ко мне, часто уезжаем домой вместе и вчера, в троллейбусе, все выговаривался о том, что у нас творится.
– Аркадий, – наконец-то спросила, – ну почему же не уедете в Израиль? Ведь разрешили с этого года, и если бы я была еврейкой…
А он:
– Я слишком сентиментален, – и гру-устно так посмотрел в исхлестанное дождем окно. – Да и прирос к тому, где родился, жил. Все это уже в крови… и навечно.
Бедняга! И угораздило ж его родиться в России!
Муж приходит и с порога бросает:
– Поздравь! Уже не работаю в «Рабочем». – И рассказывает: – Стал на летучке настаивать на публикации своего открытого письма этому прохвосту Илларионову в защиту СОИ, а главный редактор Кузнецов и сказал: «Вот теперь ты и показал свое истинное нутро»! Ну, я и ответил, что не скрывал «нутра», потому что никогда не был рабом… по сравнению с ними, а он и предложил коллегии проголосовать за мое увольнение. И проголосовали. Единогласно.
Посоветовала написать в Москву, в «Известия», а он:
– Что толку?
– Тогда подавай в суд.
– А-а, и судьи такие ж, – махнул рукой.
Прав, конечно, но надо же как-то… что-то!..
Небольшой выставочный зальчик, и в нем – очередное собрание СОИ. Председательствует Мудровский и говорит о том, как их обращение против строительства нового корпуса фосфоритного завода и атомной станции ходит и ходит по инстанциям; после него врач скорой помощи Шубников рассказывает об экологическом съезде в Москве, – это для его поездки СОИвцы собирали деньги… Так вот, говорит о том, как делегаты в номерах гостиницы не спали ночами и все спорили, спорили; как бурлил съезд, и кто-то предлагал назвать их движение «Партией зеленых». Участвовал он и в составлении обращения съезда, в котором подчеркивалась трагичность экологической обстановки в стране, звучал призыв сделать это движение альтернативным Партии, но это обращение даже и зачитывать не разрешили, – альтернативы Партии быть не может! Возмущались на съезде и тем, что народный фронт Латвии имеет свою газету, а наш, русский – нет, и президиум съезда советовал подобным движениям «лепиться к местным изданиям».
Советовать-то можно, но как прилепишься к нашему коммунистическому «Рабочему? После выступления Шубникова вдруг Саша Белашов предложил:
– Тот, кто «за» партию КПСС, после перерыва пусть не заходит в зал.
И вошло только треть собравшихся. Тогда Саша пошел дальше:
– Давайте прямо сейчас проголосуем, кто за, а кто против КПСС.
Но Мудровский, как председатель, вроде бы и не услышал его.
Потом вышел парень с какого-то завода:
– Предоставило нам телевидение трибуну, а Белашов все испортил, – разгорячился, покраснел! – Зачем выставлял требования о передачи обкомовской больницы городу? Да и вообще был некорректен к Партии!
Но Саша спокойненько так, не кипятясь, обратился к нему:
– Почему же Вы, когда мы вышли из студии, сказали мне, что я – молодец и даже руку пожали, а сейчас говорите совсем другое? Значит, я имею все основания обвинить Вас в лицемерии.
